Грязный Гарри [другой перевод] - Филип Рок

— Смотри, Алберт, это кеч[7], вон там… видишь, белый.

— Они все белые, — огрызнулся мальчик. — Все лодки белые.

— Верно, Алберт, но у этого синяя рубка. Увидел? Я показываю прямо на него.

— Хочу домой, — захныкал мальчишка, — есть хочу.

Они пошли прочь, старик неторопливо, наслаждаясь вечерней прогулкой, мальчик же норовил забежать вперед и нетерпеливо тянул деда за руку. Вскоре они скрылись из вида, снова стало тихо. Гарри поглядел на часы. Без десяти девять. Он прикурил сигару, взял сумку и неторопливо пошел вдоль эспланады. В конце ее виднелась телефонная будка — большой пластиковый пузырь на металлической стойке. Гарри снова сел на скамейку, ту, что неподалеку от телефона. Сунув руку за пазуху, нажал кнопку переговорного устройства.

— Жду, — негромко проговорил он. — Надеюсь, черт возьми, что ты меня слышишь, Чико. Ты же ведь не проспал, Чико, правда же?

В трех кварталах от эспланады Чико улыбнулся, услышав голос Гарри Каллахэна. Он сидел в машине, припаркованной напротив входа в гриль-бар.

— Я больше не могу говорить, Чико. Сюда идет какой-то рыболов. По крайней мере, он выглядит как рыболов. У него удочка… Но это еще ничего не доказывает.

— Правильно, Гарри, — пробормотал вслух Чико, — не верь никому.

Это действительно был рыболов. Он не обращал на Гарри ни малейшего внимания — закончив сложный ритуал прилаживания крючка, он некоторое время колдовал над наживкой, передвигал по леске грузило и поплавок и, наконец, забросил снасть в воду.

Было ровно девять вечера.

Глава 6

ДЗИНЬ…

ДЗИНЬ…

Гарри схватил трубку, не дожидаясь нового звонка.

— Алло?

На том конце была тишина, но Гарри слышал чье-то тяжелое дыхание. Наконец спокойный голос дружелюбно произнес:

— Сумка при вас?

— У меня в руках.

— Как вас зовут, мистер?

— Каллахэн.

— Просто Каллахэн?

— Гарри Фрэнсис.

— Вам нравится это имя, Гарри Фрэнсис Каллахэн?

— Привык, знаете ли.

После некоторой паузы тот сказал:

— А у меня нет имени. Вам не кажется, что так удобнее? Разве вам не хотелось бы не иметь имени?

Гарри начал потихоньку покрываться потом. Господи, подумал он, ну надо же так влипнуть!

— Не знаю, — натянутым голосом ответил Гарри, — никогда не думал об этом.

— Кто вы? Я имею в виду, чем вы занимаетесь?

— Я офицер полиции.

Из воцарившейся в трубке тишины повеяло ледяным холодом. Когда же человек заговорил снова, голос его был значительно жестче. Теперь в нем звучала неприкрытая ненависть:

— Ну ладно, полицейский. Слушай внимательно. Я не буду повторять дважды. A поступим мы с тобой так. Вначале я немного повожу тебя — надо убедиться, что за тобой нет хвоста. У тебя будет строго ограниченное время, чтобы добраться от одной телефонной будки до другой. Будет четыре звонка. Если ты не отвечаешь, я вешаю трубку, и конец игры. Тогда все, полицейский, девчонка умрет.

— С девушкой все в порядке?

— Ты тупица. Ты знаешь об этом, полицейский? Тупой ублюдок. «С девушкой все в порядке?» Что за идиотский вопрос!

Гарри с трудом поборол в себе желание рявкнуть в ответ.

— За труп мы не заплатим ни цента, — спокойно сказал он.

— Заткнись! Заткнись и слушай. Девчонка дышит. И будет дышать до трех утра. Запомни это, полицейский. Вбей это в свои поросячьи мозги. Теперь ты будешь делать, что я тебе скажу. Если мне даже покажется, что твои свинячьи друзья следят за тобой, девчонке конец. Если ты заговоришь с кем-нибудь, девчонке конец. Даже если ты нагнешься и погладишь бродячего пса, девчонке конец. Ты понял?

— Я понял.

— Это хорошо. Это очень хорошо. Слушай меня. Я буду следить за тобой. Не все время, но когда и где — ты не будешь знать. Машиной пользоваться нельзя. Будешь идти… бежать… ползти… но через десять минут ты должен быть на причале Скотт-энд, у бензоколонки… Четыре звонка или прощай девчонка. Понял?

— Да.

— Полицейский… Надеюсь, ты все же не законченный кретин.

Раздался мягкий щелчок, и в трубке послышались короткие гудки. Гарри швырнул трубку на рычаг, подхватил сумку и побежал.

— Причал Скотт-энд, Чико!

Оставалось только молить Бога, чтобы Чико услышал этот адрес.

Гарри бежал изо всех сил, распугивая парочки на бульваре. Оставив позади эспланаду, он повернул в направлении Скотт-стрит. Пересекая Джефферсон-авеню, он сбил с ног прохожего, и тот сердито прокричал ему что-то вслед. Пробежка до угла Скотт-энд действительно заняла десять минут — оказавшись под яркими фонарями станции техобслуживания, Гарри тяжело дышал, как марафонец в конце дистанции. Телефонная будка была в самом конце стоянки, и звонок раздался в тот самый момент, когда Гарри подошел к ней.

— Каллахэн! — выдохнул он в трубку.

— Спортплощадка в Фонстоне, на углу Лагуны… Пятнадцать минут.

ЩЕЛК…

Гарри бросил трубку и побежал.

— Эй, приятель! — крикнул один из рабочих. — Куда ты так торопишься?

Но Гарри уже ничего не слышал. Он различал лишь один-единственный звук, и это был шум крови, пульсирующей у него в голове. Сумка оттягивала руку, словно в ней лежали булыжники. Двести тысяч долларов. Если б ему дали всего десять центов, он с удовольствием выбросил бы ее. Каждая мышца, каждый нерв правой руки молили об отдыхе. Но такового не предвиделось. К тому времени, когда Гарри добежал до облупленной, исписанной непристойностями телефонной будки у спортплощадки в Фонстоне, пот заливал лицо и щипал глаза. Телефон уже прозвонил три раза, но Гарри успел поднять трубку до четвертого.

— Каллахэн! — это был вопль боли.

— Как ты себя чувствуешь, полицейский?

— Чудесно.

— Ты чувствуешь себя как покойник, жирная свинья! Снова беги… Водный парк, через туннель в восточной части Форт-Мейсон… Двадцать минут.

ЩЕЛК!

Гарри перехватил сумку в левую руку и побежал через Лагуну к светящимся вдалеке кварталам Форт-Мейсон.

— Чико, — прохрипел он на бегу, — у тебя не получится… перехватить меня… в туннеле… поэтому… поезжай… на побережье… в Ларкин…

Он обругал последними словами Сида Кляйнмана: не мог подобрать систему двусторонней связи, старый поц! Он бежал в темноте, жалуясь ветру на Сида. Торопливо пересекавшая темную спортплощадку женщина в ужасе обернулась, услышав приближающееся хриплое дыхание и тяжелые шаги, — лицо ее исказила гримаса страха, рот открылся, она что-то бормотала себе под нос. Гарри снова перебросил сумку в правую руку. Мышцы возмутились, и он едва не выронил ее. Гарри стиснул зубы, вцепился в ручку и продолжал бежать — теперь заныла левая нога, едва затянувшиеся раны грозили снова открыться. Гарри попытался перераспределить нагрузку, в результате чего со стороны стал похож на пытающегося бежать калеку. Легкие его превратились в духовой оркестр. Убийца был прав, Гарри чувствовал себя как покойник.

Впереди появилась разверстая пасть туннеля Форт-Мейсон — длинная, темная и безлюдная. Пробегая под фонарем, Гарри бросил взгляд на часы. У него было еще десять минут.

— О Господи!

Тело отказывалось повиноваться, и Гарри перешел на быстрый шаг — едва войдя в туннель, он почувствовал приятную прохладу, которую нес ветер с противоположного конца туннеля, где находился Водный парк. Ветер высушил пот на лице, но майка постепенно становилась деревянной и вскоре начала греметь при каждом шаге, словно панцирь. Становилось по-настоящему холодно, и Гарри поежился.

— Беги, — приказал он себе, — беги, скотина.

Он еще крепче сжал кожаную ручку и побежал, вначале трусцой, потом все быстрее и быстрее — при каждом шаге сумка колотила по ноге. Он уже больше не нес ее — скорее, это был бег каторжника с ядром, которое, в нарушение всех правил, почему-то приковали к руке.

В нишах стен горели фонари, их мутновато-желтый свет грязными пятнами ложился на бетонный пол. Между этими пятнами ничего не было, только густые черные тени. Туннель поворачивал в сторону, и, выбежав на новый прямой участок, Гарри уловил какое-то движение в этих тенях. В мерцающем свете возникли расплывчатые фигуры — они перемещались и, наконец, расположились таким образом, что блокировали Гарри путь. Вскоре фигуры приобрели отчетливые очертания, и Гарри замедлил шаг: четверо крупных парней, широко расставив ноги, поджидали его.

— Что это у тебя в сумке, папаша? — один из них вышел вперед.

На нем были обтягивающие джинсы, майка не первой свежести и высокие армейские ботинки. На пышущих юношеским румянцем щеках пробивалась скудная растительность.

— Я спросил: что в сумке?

— Да к чертям сумку, — сказал второй, медленно обходя Гарри справа. — Не нужна нам твоя сумка, папаша. Покажи-ка лучше свой бумажник.